А. А. Фет

Быть может, клад найду я драгоценный,
Добыл я карту у цыган;
Душа, возрадуйся, восторг блаженный!
Покончу с нищетой, наполню свой карман…

И будет жизнь крестьянина спокойной:
Скотинку заведу: коров, свиней;
Обзаведусь одёжею достойной;
У батюшки спрошу руки твоей!

Увы! Такой конец бывает только в сказках;
Копал в лесу до ночи котлован…
Доверчивый дурак — я потерпел фиаско!
Крушение надежд, и карта лишь обман…

Быть может, всё оставило поэта,
Душа, не плачь, не сетуй, не грусти!
Зачем любить и требовать ответа?
Ты изрекла мне вечное прости.

Но будет жизнь за жизнию земною,
Где буду вновь и светел и любим,
Где заблещу прославленной звездою,
Где я сольюсь с дыханием твоим!

Кучер пьяный, кучер злой в кабаке
Спивается…
А семья его слезой горькой
Умывается…

Пропивает кучер гроши целыми
Денёчками…
В кабаках чинит дебоши с пьяными
Дружочками…

Просят детки подаянье у церквей
Голодные…
Пьянка, кутеж, возлиянье — горести
Народные…

Мёртвый кучер под мостом остывает,
Скрючился…
Зарубили топором. Навсегда
Отмучился…

1847 год

Ветер злой, ветр крутой в поле
Заливается.
А сугроб на степной воле
Завивается.

При луне на версте мороз —
Огонечками.
Про живых ветер весть пронес
С позвоночками.

Под дубовым крестом свистит,
Раздувается.
Серый заяц степной хрустит,
Не пугается.

1847 год

Давно ль под небесным простором
Носились по полю с тобой?
Скакали с горячим задором,
Любимый мой конь вороной…

Вчера еще в поле пахал;
С тобой я делился едой;
Сегодня, вдруг, замертво пал,
Оставив меня сиротой…

Я спал… Над постелью укором
Стояла луна мертвецом.
С конём, под небесным простором,
Носились по полю вдвоём…

1842 год

Давно ль под волшебные звуки
Носились по зале мы с ней?
Теплы были нежные руки,
Теплы были звезды очей.

Вчера пели песнь погребенья,
Без крыши гробница была;
Закрывши глаза, без движенья,
Она под парчою спала.

Я спал… над постелью моею
Стояла луна мертвецом.
Под чудные звуки мы с нею
Носились по зале вдвоём.

1842 год

Мне снился сон, что ем я ненасытно,
Что наслаждаюсь пищей, в жор я погружен;
Я голодал так длительно и первобытно,
Что сна реальностью был страшно потрясён.

Я заливную рыбу ем, пельмени и жаркое;
Икру, селянки, расстегаи, пироги;
И, просияв душой, я пью вино младое;
Шампанское, ликёры, морс с кураги…

И вкусы наслажденья райской пищей,
Всех радостнее голосов земли;
Но, чувствую, что место на кладбище
Мне ангелы досрочно припасли.

В груди тоска и сдавленная мука;
Проснулся я на нищету свою взглянуть:
А на столе засохшая краюха;
И хочет мышь, от голода всплакнуть.

1859 год

Мне снился сон, что сплю я непробудно,
Что умер я и в грезы погружен;
И на меня ласкательно и чудно
Надежды тень навеял этот сон.

Я счастья жду, какого — сам не знаю.
Вдруг колокол — и все уяснено;
И, просияв душой, я понимаю,
Что счастье в этих звуках. — Вот оно!

И звуки те прозрачнее, и чище,
И радостней всех голосов земли;
И чувствую — на дальнее кладбище
Меня под них, качая, понесли.

В груди восторг и сдавленная мука,
Хочу привстать, хоть раз еще вздохнуть
И, на волне ликующего звука
Умчася вдаль, во мраке потонуть.

1859 год